…Я фотографировала женщин 17 лет. Тысячи часов ретуши дали мне возможность по миллиметру изучить женское тело. Все эти острые ключицы, тонкие пальцы, нервные губы. Родинки, татуировки… и страх, который возникает у каждой, когда она оказывается по ту сторону объектива – страх встретиться с той частью себя, о которой ты ничего не знаешь и не хочешь знать.

На карточках хочется видеть себя изящной и хрупкой, как на разворотах в глянце. Немножко роковóй – такой, от которой теряют голову. Такой, которая никогда ни о чём не просит, не ждёт, не боится времени, уходит первой. В её глазах отражаются огни больших городов, а тело тугое и чувственное. Мужская рубашка на голое тело на ней смотрится лучше любого маленького чёрного платья, а лёгкая синева под глазами – это тень от длинных ресниц, а не пять часов сна или траур по не случившемуся.

Такую сложно представить ревущей ночь напролёт, когда на утро лицо превращается в месиво из кожи и слёз, и нужен день, чтобы прийти в себя, и пусть не хочется, но надо звонить, и врать, и брать выходной, заваривать крепкий чай и долго смотреть в потолок, прислушиваясь, как внутри внезапно стало гулко и пусто.

Такую сложно представить в такой ситуации – а ведь нет среди нас ни одной, которая бы через это не проходила. Не находила себя однажды сползающей по стенке в ванной в беззвучной истерике в какую-нибудь особенно тёмную ночь, когда ты больше похожа на потрёпанного зайца с вельветовыми проплешинами и костяной пуговицей вместо глаза, чем на ту, которая никогда ни о чём не просит, не ждёт, не боится времени, уходит первой…

Ни одна из таких ночей не проходит бесследно.

Ни один из звонков, когда «абонент не доступен», а ведь должен был прилететь и позвонить ещё несколько часов назад.

Ни одно утро, когда просыпаешься в мёртвой тишине в семейной кровати, и от пустых простыней так отчётливо веет предательством – тянет холодом прямо по позвоночнику, что кажется: жизнь впереди долгая, а ты – Гренландия. Температура внутри падает, дрейфуют льды.

…По эту сторону объектива много говоришь, ещё больше – слушаешь. И если слушать достаточно хорошо, можно научиться читать тело, как книгу: видеть горькие и счастливые главы, оставленные кем-то пометки. Главное – листать бережно.

Не загибать уголки.

И знаете, что я хочу сказать? Мы – красивые. Со всеми нашими трещинками и сколами. Потому что они – про жизнь и дорогу домой, про долгие мили пути, уставшего ангела за плечом, отросшие фамильные корни. Про все эти чёртовы борщи, стиранные руками пелёнки, забрызганные маслом поверхности. Про все наши сложные выборы, «да» и «нет», оргазмы и всхлипы. Про то, как приходит зима, пока ты едешь в метро, про похмелье на утро, про с таким удовольствием пропущенные звонки, с таким сожалением – не отправленные смски. Про боль в пояснице, засохшие контактные линзы, одинокое Рождество на полу, шарлотку, которую некому есть, – это всё мы, это про нас. Равно как и про те мгновения, когда мы остро ощущаем, что живы, что счастливы – такие прозрачные, лёгкие, будто светимся…

Вот про это – для этого! – морщинки и трещинки, недостатки и шероховатости: чтобы было чем зацепиться – за жизнь и Другого, и совпасть, и срастись, прорасти – один в одного.

Так, глядя на свои ладони, я вижу не ума и сердца линии, а сплетённые нити:
вот колючая, суровая, крепкая – ей привязана к мужу;
а вот нежная, тонкая, шёлковая, это – дочь.

Изучая следы на теле, я вижу прошлое.
Принимая следы на теле –
становлюсь ещё красивее,
чем вчера.

Ольга ПРИМАЧЕНКО (КАКШИНСКАЯ) — профессиональный журналист и редактор, PR-менеджер и копирайтер.

По материалам Жизнь в гнезде. Фото автора.